Свадьба отменяется? - Страница 28

А кого они не выжали, вздохнул Гизелиус, заботливо поправляя жене одеяло. Все они, после того как селяне приняли решение, чуть передохнули и принялись за плетение охранок. И больших, вокруг деревни, и малых, на каждый дом. Еще и амулетами поделились… в надежде, что за время плаванья себе зачаруют новые.

Глава 10

- Грязные свиньи! Ублюдки! Дети шакала и крысы! - устало пробормотал Гиря и с чувством плюнул вниз.

Однако за борт, в темную струю уносящейся вдаль воды не попал, а попал на пузырящийся вспухшей от огня краской пол нижней палубы и снова рассвирепел.

- Знат! - рявкнул так яростно, что хлебавший немудреную похлебку помощник едва не выронил миску.

- Ну, чё орешь?

- Почему до сих пор не закрасили?

- Краски не хватило, - не поднимая головы от миски, проворчал Знат, - спрашивал ты уже! Как придем в схрон, так и покрашу, лично.

- Я проверю! - Свирепо пообещал Гиря и отправился в свою каюту.

- И что бы я так орал… два дня подряд, - прожевав, осуждающе глянул ему вслед Знат, прозванный так за то, что любил к месту и не к месту похвастаться происхождением.

Зато во всем остальном был почти нормальным мужиком. Впрочем, как и все они.

Раздраженно хлопнув дверью каюты, Гиря бухнулся в открученное с какого-то судна дорогое кресло и решительно налил в вычурный позолоченный кубок сердитого пойла, известного под громким названием гномий ром. Гномы остались в этом мире лишь в сказках, как, впрочем, и многие другие расы, и как именно они изготовляли ром, точно теперь не знал никто. Наверное, потому-то в приморских городках и поселках каждый хозяин таверны, кабака или харчевни уверял, что именно он знает истинный рецепт.

Нет, обычно, выходя в море, Гиря не пил, да и матросам настрого запрещал. И вовсе не потому, что у него были строгие принципы, их у него вообще не было, кроме осмотрительного правила никого не убивать и не захватывать чужих кораблей.

И то лишь потому, что слишком разнились наказания для просто отбирающих немного добра у тех, кто послабее, и для тех, кто осмелился покуситься на чужую жизнь. Разумеется, это не касалось тех, кто погиб в бою. Ну, так они сами лезли на пиратские копья и клинки. А Гиря даже женщин на захваченных торговых барках никогда не разрешал насиловать, по той же банальной причине. Чтоб избежать их горячих объятий путешественницы с удовольствием отдавали все драгоценности и деньги сами, да еще и их спутники готовы были выкупить честь подружек и жен за любые деньги.

И никаких претензий в этом случае выставить не могли, сами ведь отдавали.

С чужими кораблями было еще проще, редко какой серьезный судовладелец не ставил на свой корабль тайную магическую метку, с помощью которой можно было всегда доказать, чье судно на самом деле.

А вот с выпивкой у Гири была закавыка, вернее, очень гадкая врожденная черта.

Совершенно не подходящая настоящему пирату и потому тщательно Гирей скрываемая. От посторонних, разумеется. Все свои отлично знали, стоит Гире выпить пару кубков чего покрепче, как пробуждается в нем слезливая доброта. И готовность все отдать совершенно незнакомым людям. Что интересно, проснувшись поутру и обнаружив, что с вечера в порыве проклятой щедрости снял с себя любимую рубашку, Гиря становился злее морского льва, защищающего свой гарем. И отбирал у облагодетельствованных приятелей втрое больше, чем подарил.

Но в тех случаях, когда вернуть не мог, по вполне понятной причине, то ругался и плевался дня три подряд. Как, например, сегодня. Вот зачем он, скажите на милость, согласился выпить с Ухом, капитаном "Мурены" за успешно проведенный захват торгового карбаса? Да потому что был уверен, нечего ему дарить, раз они находятся на этой самой "мурене" для раздела награбленного.

А проснувшись на рассвете, обнаружил себя спящим в собственной постели и злую рожу Зната рядом.

- Зачем ты согласился оставить нашу долю Уху до прихода в Минт? - прокурорским тоном осведомился Знат, и у Гири от плохого предчувствия заныл затылок.

- Так не всё равно… - он еще бормотал, независимо щуря опухшие глаза, и уже догадывался что нет, вовсе не всё.

- Ночью они шли за нами, а как фонарь погасили, так и пропали. Мы сначала думали, просто в тумане отстали, а теперь туман тает - а их не видать!

Гиря бежал на мостик как ошпаренный, хоть и знал наверняка, что лениво ворочавшееся под всходящим солнцем море уже осмотрели все до единого подельника. И не по одному разу.

Но такова уж человечья натура… во всем хочется убедиться самому.

Потом они рыскали по рассеивающемуся туману, пытаясь понять, куда свернула "Мурена" пока не заметили вдали силуэт корабля. Несколько минут мчались в том направлении, засунув во врезанный на носу амулет движения сразу два магических камня.

Камни и спасли, разогнав карбас почти до предельной скорости, когда судно, показавшееся издали "Муреной" оказалось имгантским крейсером.

Нет, "Мурена" там тоже была, болталась сзади как кудлатая собачонка за пышной купчихой, но им уже было не до нее. Всполохи магических разрывов слепили то справа, то слева, заставляя круто менять курс, и молить всех отринутых ранее богов о помощи.

Неизвестно, что больше помогло, мольбы или все же сила камней, но неуклюжий крейсер понемногу отставал, словно толстяк колбасник от шустрого воришки, и, наконец, повернул назад.

Оставив их без законной добычи и с уродливыми обожженными пятнами на бортах и палубе.

К вечеру Гиря был пьян в зюзю. И безбрежно щедр. Он пытался подарить подельникам свою любимую шляпу, боевое копье и толстую золотую цепь со свистком, символ капитанской власти.